«В день смерти Ленина многие появляются с траурными повязками. По всему городу по крайней мере на три дня приспускают флаги. Однако многие флажки с чёрной повязкой остаются висеть неделю или две. <…>

Траур по Ленину для большевиков одновременно и траур по героическому коммунизму. <…> Каждому коммунисту разъясняют, что революционная работа настоящего времени — не борьба, не гражданская война, а строительство каналов, электрификация и индустриализация».

В. Беньямин. Декабрь 1926 г. – январь 1927 г.

«Поклонение и безмерный культ, которыми население окружает Сталина, — это первое, что бросается в глаза иностранцу, путешествующему по Советскому Союзу. На всех углах и перекрёстках, в подходящих и неподходящих местах видны гигантские бюсты и портреты Сталина. <...> …И часто это обожествление принимает безвкусные формы».

Л. Фейхтвангер. Январь 1937 г.

«А приезд Амануллы-хана как-то проходил без подъёма. <…> «Народ» заметно не реагировал на приезд. Но показательно, что из двух витрин «Правды» на Тверской — с выставкой 1-го мая и выставкой приезда падишаха — первая не привлекает никого, а у второй всегда стоят толпы рабочих, праздно разглядывающих немудрёные снимки».

И. Шитц. 11 мая 1928 г.

«Канун 11-й годовщины Октября. Вывешивают флаги, а обстановка и настроение — подлейшие. К «праздникам» торгуют несвежей ветчиной и маслом, — как говорят, из возвращённого назад посылавшегося за границу груза».

И. Шитц. 6 ноября 1928 г.

«Пустота зловещая, особенно когда инсценируется «довольство» подданных: каждый день гоняют с музыкой стада избирателей на поклон к Моссовету, где какой-либо «член» держит с балкона приветственную речь».

И. Шитц. 14 марта 1929 г.

«1 мая — обычная демонстрация; люди заняты с раннего утра, с 8 часов, домой иные возвращаются в 6–7 час. веч. <…>

Гонения на «пошлые песни», каковыми объявлены всякие песнопения на прежние мотивы («Кирпичики», «Дунька» и др.). Сюда же относят, говорят, и марш Будённого. Даже на заборах соответствующие плакаты. Особых убранств не заметно. Больше фанера и скупые, сравнительно, полосы кумача. Из фанеры же карикатуры — на папу, духовенство, почему-то на Бриана и т.п. Вождей теперь ставят в окнах осторожней прежнего: больше всего Сталин, иногда Ленин и Маркс, реже Ворошилов и Калинин. Остальные — разве случайно.

А где же славные Зиновьевы, Троцкие, Бухарины, Муравьёвы, Рыковы?»

И. Шитц. 1 мая 1931 г.

«…Я наблюдал на сотне мелких примеров, с какой детской радостью устремляются москвичи на свои демонстрации».

Л. Фейхтвангер. Январь 1937 г.

«На Тверской поперёк улицы повешен огромный плакат-цитата из Ленина. Никто его не читает, все привыкли к этим нелепым возгласам, лень даже вникнуть в никчёмность и подчас фальшь этих лозунгов».

И. Шитц. 30 января 1929 г.

«Фольклор. Вверху над кооперативной лавкой лозунг: «Социализм это учёт». Внизу на дверях: «По случаю учёта магазин закрыт».

И. Шитц. 18 февраля 1929 г.

«После сталинской статьи «Головокружение от успехов» ждут «успехов от головокружения», но их что-то не получается».

И.Шитц. Апрель 1930 г.

«То и дело натыкаешься на трамваи, расписанные изображениями предприятий, митингов, красных полков, коммунистических агитаторов. <…> На трамваях движутся единственные политические плакаты, которые можно увидеть сейчас в Москве. Но они и самые интересные. Потому что такую беспомощную рекламу, как здесь, не найдёшь нигде. Убогий уровень рекламных изображений — единственное сходство между Парижем и Москвой. Бесчисленные ограды церквей и монастырей предоставляют наилучшие площади для плакатов. Однако конструктивисты, супрематисты, абстракционисты, поставившие в период военного коммунизма своё искусство на службу революции, давно отстранены от дел. Сегодня от художников требуют лишь банальной ясности. Большинство этих плакатов отталкивают западного человека».

В. Беньямин. Декабрь 1926 г. – январь 1927 г.

«Да к тому же недостаток жилья в Москве создаёт удивительный эффект. Когда начинает темнеть, то видишь, гуляя по улицам, что почти каждое окно в больших и маленьких домах ярко освещено. Если бы их сияние не было таким неравномерным, можно было решить, что это иллюминация».

В. Беньямин. Декабрь 1926 г. – январь 1927 г.

«…Фары автомобилей, выбрасывающие сноп света на сотни метров вперёд по улицам. В других метрополиях эти фары запрещены…
<...>
Лучи света слишком сильных фар пронзают темноту. От них шарахаются лошади кавалеристов… Пешеходы снуют между автомобилями и непослушными жеребцами».

В. Беньямин. Декабрь 1926 г. – январь 1927 г.

«Люди выносят существование в этих квартирах, потому что своим образом жизни они отчуждены от него. Они проводят время в конторе, в клубе, на улице. <…> Для решения всех дел, включая личные, остаются только контора и клуб. Здесь же человек действует по законам нового «быта» — новой среды, для которой существует только функция трудящегося в коллективе. Новые русские называют социальную среду единственным надёжным воспитателем. <…> Для каждого московского жителя дни насыщены до предела. Заседания, комиссии каждый час проходят в конторах, клубах, на фабриках; для них часто не хватает места, их проводят в углу шумных редакций, за убранным столом в заводской столовой».

В. Беньямин. Декабрь 1926 г. – январь 1927 г.

«Жизнь москвича происходит в очень значительной части в общественных местах; он любит улицу, охотно проводит время в своих клубах или залах собраний, он страстный спорщик и любит больше дискутировать, чем молча предаваться размышлениям».

Л. Фейхтвангер. Январь 1937 г.